В Москве живет художник, его зовут Владимир Игоревич Яковлев, и он почти ничего не видит. В юности его глаза поразило заболевание. Даже операция не помогла ему, теперь у него осталось лишь пять процентов зрения, которые позволяют ему различать очертания предметов лишь сильно, прищуренными глазами и писать, только, приблизив лицо к полотну. В этой неравной борьбе Яковлев часто изнемогает; он хочет видеть невидимое и писать реалистически. Все будто бы сговорились против него; хотя он родился в семье с большими культурными традициями (его дед Михаил Яковлев был известный импрессионист, а его отец, образованный инженер), болезненному мальчику было суждено окончить всего четыре класса школы. Это было в годы последней войны, и в десять лет Владимир Яковлев стал курьером издательства: «Искусство». Но, в нем всегда жил дух человеческой свободы, жаждавшей мира – дух, который делает человека художником. Долго он не осмеливался признаться в этом. Как это случилось со многими другими московскими художниками, судьбу Яковлева решила международная выставка на фестивале молодежи в Москве в 1957 году. Ему было двадцать три года, и тогда он впервые обнаружил, что сегодня можно писать иначе, чем в той официальной академически-натуралистической манере, всемогущая монополия, которой, так тяжко сказалась на всем развитии советской живописи. В тот же день он написал свою первую картину. Картины Яковлева несут на себе отпечаток безупречного знания современной живописи, прежде всего, русского авангарда десятых-двадцатых, но также Хлебникова и Веберна. Первые его картины были полуабстрактными, однако, в основе творчества Яковлева был и остается импрессионизм, из которого, он берет основное, а именно: транспозицию, увиденного мира в чисто цветовой феномен; его работа художника начинается с создания, трепещущего цветового пространства, в котором, затем, смутно материализуются видения действительности: головы, пейзажи, предметы. Больше всего из его творчества поражают картины, держащиеся на неясной границе между оптическим подобием действительности и чисто цветовым событием; предметы всплывают из искрения света и красок и снова в нем теряются, так, что, для нас они существуют уже не только в пространстве, но и во времени, и в очарованном напряжении мы переживаем перед ними чудо рождения мира и его порядка из бесформенного явления. Искусство делает видимым. Художник пишет не потому, что видит, а для того, чтобы видеть; чтобы видеть больше видимого. Наверное, поэтому то, что художник познал своими глазами, не столь важно, по сравнению с тем, что он сумел познать и осознать всей своей жизнью. Картины – это не оптические феномены, это события человеческой жизни. Живописную интенсивность, художественную значимость картинам Яковлева придает то, что они действительно являются действиями метафизической драмы. Творчество Яковлева – это дневник странствий души, ее плененной слепоты, страданий ее борьбы и ее освобождения – освобождения не от мира, но в мир. На обратной стороне одной из своих картин Яковлев написал: «А, в степи бушует ветер, ветер бурю догоняет, и абстрактные картины все развешаны мои». В то время, как его зрение до неузнаваемости сужает и искривляет горизонт мира, его искусство выводит его на безбрежный простор действительности. Из своей судьбы он вынес картины, которые снискали ему ни с чем не сравнимое уважение в среде авангардных художников и поэтов сегодняшней Москвы. Эти картины удивительный залог того, что за видимой несправедливостью мира сокрыта подлинная свобода.

Автор статьи: Индржих Халупецкий

Материал взят из каталога: Геннадий Айги-Владимир Яковлев. Дружба, творчество, сотворчество. Произведения художника Владимира Яковлева из собрания поэта Геннадия Айги. М.: Виртуальная галерея, 2004. С. 11-12.