Начало 1920-х годов - это время не только исчерпанности авангарда, но и пересмотра некоторыми из его представителей своих взглядов на искусства «Бубновые валеты» почувствовали однобокость своих концепций едва ли не первыми. В 1921 году А. Лентулов пишет А. Куприну: «Под давлением времени, течений, под влиянием отдельных личностей мы пришли к тупику, к академии методов, принципов и т. п., бездушным, мертвым формулам (супрематизм, отчасти кубизм), которым я теперь объявил войну... Итак, я повторяю, что к черту методы. К черту левую половину сезанновского творчества. Да здравствует душа и тело искусства. И да здравствуют великие мастера, которые это понимали». Видно, что художнику надоели авангардные системы Малевича, Кандинского, Филонова, Матюшина, к которым относимы слова Ф. Ницше «Воля к системе есть недостаток честности».

Сам Лентулов завершает свой кубофутуризм к 1922 году. В течение 1921-1922 годов он переключился на изображение Троице-Сергиевой лавры, архитектура которой привлекла его внимание фольклорно-праздничным обликом.

В этой серии работ плоскостность остается ведущим приемом в изображении монастыря. Но уже убыл мотив крушения, присутствующий ранее в его творчестве. Монастырь «строится» словно из плоских стен, за которыми не чувствуется объема. Их выразительные сочетания перемежаются с ритмикой окон и прямых линий, в связи с чем цвет продолжает играть заглавную роль. Однако появляются элементы графичности, особенно

в изображении черных деревьев и в очертаниях строений. Кажется, что такой чуткий колорист, как Лентулов, потерял размах мысли, сузил возможности манипулирования цветом. Это обратило его к природе: к светлому голубому небу в чистых облаках, к красочному провинциальному городку со своей неторопливой жизнью, к предметному ощущению реальности, не искаженной какой-либо формальной задачей («Улица в Сергиевом Посаде», 1922).

Если раньше цвет собирался у Лентулова в четкие геометрическо-плоскостные формы, то теперь он растекается, как расплавленная масса, засвечивая окружающую воздушную среду, которая опредмечивается, становится вязкой. Все это было ранее у «Бубновых валетов», но не было у Лентулова. Это видно в картине «Страстная площадь ночью. Москва» (1928) и в серии волжских работ 1928 года: «Восход в Маркашах», «Закат на Волге» и др.

В 1930-х годах Лентулов утратил момент изобретения, оригинальность живописного исполнения, но не лишился своеобразия видения реального мира. Таких пламенных закатов и ночных огней не встречается в русской живописи. В 1928 году Лентулов пишет «Солнце над крышами. Восход» — некий аналог строчкам Маяковского; «В сто тысяч солнц закат пылал...». Свет расплавляет все предметы Художник использует прием ослепленных солнцем глаз. Картина, безусловно, натурна, но не буквально, а как бы переложена на язык красок. Пейзажи «Ночь на Патриарших прудах» (1928), «Ночь на Бронной» (1927) — московском районе, где жил Лентулов, приобретают лирические оттенки, ранее не встречаемые. При этом угасает былая феерия красок. Она замедляется гармонией цвета.

Лентулов умер в Москве на Малой Бронной в 1943 году. В его лице ушел из жизни самый буйный, стихийный колорист из «Бубновых валетов», самый темпераментный живописец из русских художников XX века.