П. Кузнецов в портретном жанре менее выразителен и разнообразен, чем Сарьян. Психологическая тональность его портретов совсем другая. Каждый его портрет — это особый мир портретируемого. Кузнецов исходит больше не из характера человека, а из некой идеи, которой он наделяет модель. В «Портрете художницы Е. М. Бебутовой» (1922) сразу узнается утонченная ценительница прекрасного. Светлая гамма придает изображению изящество, слегка обозначенные килевидные арки указывают на восточное происхождение памятников культуры и самой героини. Портрет содержит более желаемые, нежели реальные, характеристики, создавая образ утонченной гармонии. Некоторая манерность исполнения еще более сгущается в другом «Портрете Е. М. Бебутовой (Отдых)» (1920). Холодные цвета здесь жестче, но их смягчают округлые очертания кресла и светлый, манерно истонченный кувшин. Свойственные ранним работам Кузнецова статика композиции и ощущение погруженности в себя — нечто подобное нирване — здесь несколько ослаблены. Манерность перешла затем и в бытовой жанр («Крестьянки», 1926; «Сбор винограда», 1928), в остальном сохранивший томительные черты «Киргизской сюиты», теперь более близкие к натуре («Киргизские пастухи», 1926; «Крымский колхоз», 1928; «Сортировка хлопка», 1931; «Отдых пастухов», 1927-1934). Видимо, повторная поездка в Туркестан не принесла Кузнецову вдохновения 1912-1913 годов.

Интерпретация портретируемых отдает патрицианской снисходительностью. А поза портрета «За чтением. Е. М. Бебутова» (1928), где художница лежит на диване, нависшем над пейзажем, напоминает римские и этрусские скульптурные композиции.

Сильной стороной творчества Кузнецова были натюрморт и пейзаж. «Натюрморт с хрусталем» (1919) классичен в своей простоте и изяществе цвета. Ни одного резкого звука, цвет будто пригашен, что сообщает изображению мелодичность льющихся холодных цветов, слегка оживленных теплыми. Натюрморт построен на вкусовых ощущениях, легко и свободно передающих предметные впечатления и скрывающиеся за ними эстетические пристрастия. Предметный мир никогда не возникает на холсте в вещественной ощутимости. Он преобразован поэтическим взглядом на мир. В результате появляются и мир реальных вещей в их эстетической сущности, и мир художника, интерпретирующий поэтическую сущность вещей.

В пейзажах Кузнецова постоянно происходит «облегчение» материальности предметов и перевод ее в область живописных эквивалентов. «Мост через Сену» (1923) решен в бледной гамме, обогащенной нежными оттенками, благодаря которым предметность будто растворяется в воздушной дымке. В работе «Крым» (1926) этот прием ведет к абстрагированию предметного изображения. Холмы, горы, деревья, облачное небо подменены

цветовыми прописями, нанесенными нервным мазком, сообщающим предметам живое дыхание материи, но почти стершим предметные очертания. Взаимодействие цветовых оттенков, плавно перетекающих в другие цвета, создает если не радужную картину крымского ландшафта, то, несомненно, цветовой образ Крыма, его живописный облик. Этот прием почти единственный в творчестве Кузнецова. В последующих пейзажах «Чайные плантации. Чаква» (1928), «Мост через реку Занга» (1930) и малоудачной серии строительства в Ереване (1930-1931) все основано не столько на цвете, сколько на рисуночной раскраске, текучем мазке, легкой пространственности пейзажного плана, со всей очевидностью уступающей поэтически возвышенным образам 1910-х годов.